— Я тут пять месяцев, сразу после рождения Маши. Беременная месяц жила на вокзале, — рассказывает Ольга Раимбакимова, 17 лет. Вечером гуляет с младенцем в розовой коляске у входа в Полтавский центр социальной адаптации. Рядом ее мать 46-летняя Елена. Девушка худая, сутулится. Перепуганно опускает глаза после каждого слова. Левый глаз косит.
Одноэтажное кирпичное сооружение с зарешеченными окнами расположено возле наркодиспансера. Там живут 18 бездомных.
— Жили у армяшек в Диканьском районе, как в рабстве. Они ферму держали, — хрипловатым голосом говорит Елена. Она коротко стрижена, двух передних зубов нет. — Было 10 коз, три коровы. Доила их, по хозяйству управлялась. Оля помогала. Хозяин начал издеваться, денег не платил. Потом обеих вывез с вещами на вокзал. Трое суток голодали. Сдам бутылки на 10–15 гривен, хлеб куплю. На речке стирались, — появляются слезы.
— Два дня схватки были. Мама вызвала "скорую", и меня увезли с вокзала. Рожала сама. Чтобы ребенка не забрали в интернат в Кременчуг, мы пошли в центр. Мамина знакомая подсказала.
Девять лет назад Елена с дочкой приехала из России к гражданскому мужу. Прожили три года в селе Писаревщина Диканьского района, пока мужчину не посадили в тюрьму. Женщина работает уборщицей в кафе. Им с дочерью делают украинские паспорта.
— Пока никуда не собираюсь. В центре сказали, если уеду, ребенка заберут, — от волнения Ольга заикается. — Когда маленькой 2 года будет, сдам в садик, сама пойду учиться и работать. Мама получает 1400 гривен. Маловато, но хватает. С одеждой здесь помогают. Дали кроватку, коляску, кормят.
Ребенок чихает.
— Ой, будьте здоровы, — Ольга наклоняется над малышкой, дает выпавшую пустышку.
На полу у двери кабинета дежурной стоит большая клетчатая синяя сумка. Это вещи мужчины в потертой кожанке, который после освобождения из тюрьмы оформляется в центр. Соцработница 40-летняя Елена Чекурова диктует ему текст заявления.
— Отсидел четыре года за распространение наркотиков. Отпустили за хорошее поведение, — говорит 51-летний Александр. — Хочется, чтоб тебя люди понимали, а не просто бах, "Мурку" включил и все по барабану. Надо работу найти. Имею много специальностей: и водитель, и электросварщик, монтажник-высотник, каменщик-огнеупорщик. Деньги здесь заставляют откладывать. Я не против. Хочу открыть свой бизнес туристический, — встает, забирает в коридоре сумку и идет за работницей в мужскую комнату.
Елена Чекурова год работает в центре. До тех пор была медсестрой в пансионате для пожилых людей.
— В моральном плане там было сложнее. Их там 350 человек. Две медсестры на два этажа, первый — ходячие, второй — лежачие. Какие-то ссоры, ругани, пролежни, страшный запах. Тут бывают ссоры, но до драки не доходит. Знают, что их за это выгонят. Киевский райотдел милиции рядом, трубку снял — и они через 3 минуты здесь. Ругаются женщины. Из-за мелочей. Та красивее, та ухоженнее, не так посмотрела, та на каблуках, та нет.
В комнате отдыха появляется мужчина на костылях, садится перед телевизором. Размешивает в белой чашке творог с сметаной и быстро съедает.
— У меня обеих ног нет, — 50-летний Иван сгибает рукой пустой стоптанный кроссовок на левой ноге. Правой нет до колена, из спортивных штанов видно культю. — Ничего не спрашивайте, меня это напрягает, — нервно переключает каналы на пульте.
— Жена его из дома выгнала. Заснул на улице в холод и ноги отморозил, — говорит Дмитрий Мисюна, 37 лет. Садится рядом, из кармана салатовой куртки выпадает недопитая бутылка дешевой настойки. От него попахивает алкоголем.
— Ваня не может себе пенсию оформить, — продолжает Дмитрий. — Его надо привести к врачу. Он сам не доедет в маршрутке, нужно сопровождение. Они хвастаются, что столько людей тут живут. А смысл какой? Вот он здесь год. У него вещи крадут. Ване просто надоело жаловаться.
— У меня сестра есть. Она помогает, но домой к себе не берет, — говорит Иван.
К телевизору подсаживается 42-летний Дмитрий Колодка в костюме с камуфляжной расцветкой.
— Тут крадут, — выкрикивает. — Телефон на зарядку поставишь, приходишь,— а его уже нет. В ночлежке оставляем свои пакетики, но не больше 3 килограмм разрешается. Бывало, выкидывали вещи. Есть здесь один соцработник Юра, бывший военный, принципиальный. Выкидывал немытые кружки, ложки, одежду. Имеет на это право, пока здесь с нами не окажется. Жизнь же никого не жалеет, — смотрит исподлобья.
По коридору в сторону комнаты отдыха бежит Марина Глущенко, 31 год.
— Я здесь уже четвертый месяц, — видно коричневые зубы. Двух передних нет. — Нет у меня жилья, сгорела квартира в Донецкой области. Узнала, что есть такой реабилитационный центр. Мне нашли работу в одном офисе уборщицей. Помогли с вещами. Это все, шо на мне, отсюда, — поправляет на голове солнцезащитные очки. Она в джинсах с заниженной талией, видно плоский живот. — У меня ВИЧ. Зарплата 600 гривен, откладываю по 300 в месяц. Мне хватает, тут ни за что не надо платить. Их трачу на самое необходимое: прокладки, хлеб, дезик какой-то, — крутит коробку в виде ракеты.
— Это у меня лаки для ногтей. Я же маникюрщица и профессиональный парикмахер широкого профиля. Всем девчатам ногти крашу. Делаю бесплатно, мне приятно, —показывает французский маникюр.
— Она и малюет ногти, и стрижет, и красит, — говорит работница центра Валентина Шрам, 42 года. — И меня стригла тоже. А че ВИЧ бояться? Он же просто так не передается. Это как насморк у людей, — шмыгает. — Марина два дня работает у нас социальным работником.
— Я на "Икс-факторе" 19 мая была, — продолжает Марина. — Пела песню Дубцовой "Живи" для ВИЧ-инфицированных людей. Видать, им не понравилось или шо, — машет рукой. — Сейчас занимаюсь с хореографом, хочу поехать на "Танцуют все", — пританцовывает. — Хожу в дом культуры на Сенной три раза в неделю. Рок-н-ролл, вальс люблю. В 11 лет закончила школу танцев. В хоре еще пою в церкви. Люблю ходить на концерты. Недавно группа "ТіК" приезжала. На танцевальном конкурсе там выиграла 120 гривен и футболку. Ничего не стесняюсь. Хочу очень в телевизор попасть.
12 лет Марина колола наркотики пять раз в день.
— Бросила из-за стресса. За два года потеряла всех родственников. Папа выпал со второго этажа, дедушка умер от сердечного приступа. Похороны за похоронами. Самое тяжелое было хоронить дочку Дашу. Ей 2 годика было, — вытирает слезы. — Оставила ее на маму-алкоголичку. Она бросила одну на 2 часа в квартире. Был поджог, дочь угорела. После этого я в психушке оказалась. Ничего не помню, шо там было. Потом в монастырь попала, покаялась. Тогда в розыске была за воровство мобильного. Сама сдалась в милицию. Хотела быстрее отсидеть и начать все заново.
Собрал за полгода 10 тысяч гривен
Центру социальной адаптации в Полтаве два года. Мужская, женская комнаты и две для матерей с маленькими детьми. Срок проживания — полгода. Если за это время жилец не находит работу, его продлевают. Всех обязывают экономить заработанные деньги. Мужчины ежемесячно откладывают в сейф центра 70% зарплаты, женщины — половину. Больше всего за полгода мужчина собрал 10 тыс. грн. За них снял жилье.
С 20.00 до 8.00 на ночлег принимают бездомных. Здесь могут помыться, постирать одежду, поесть и переночевать.
Сейчас ищут спонсоров для ремонта еще одного помещения. Хотят сделать кризисный центр для женщин.
— В этом году было два случая, когда не смогли принять женщин с детьми, потому что не было места, — говорит 37-летний Роман Дрозд, руководитель центра. — Через месяц должна приехать еще одна мать с ребенком. Пока что живет в городской детской больнице, потому что некуда поселить.
В целом в центр обратилось 390 бездомных и освобожденных из тюрем. Более сотни устроились на работу.
3 
1
Комментарии