Сребреница-Буча: неусвоенные уроки имеют свойство повторяться

Прошло 30 лет со времени резни в Сребренице - тогда армия боснийских сербов вырезала около 8 тыс. боснийских мусульман, мужчин и мальчиков. 1000 тел до сих пор не идентифицированы. Но при чем здесь Буча? Бучи могло бы и не произойти, если бы Европа еще тогда, 30 лет назад, способствовала наказанию убийц, вместо того, чтобы толеровать геноцид, лишь бы скорее завершить надоевшую всем войну. Да и о чисто ли этнических стычках там говорилось, если к поддержке боснийских сербов был причастен Кремль?

30-я годовщина трагедии в Сребренице отмечается как одно из самых страшных событий финала и без того ужасного ХХ века. Для верящих, что после Второй мировой войны ничего подобного в Европе уже не может повториться, именно Сребреница стала настоящим прозрением. Стало очевидно: уроки прошлого не усвоены, война может вспыхнуть где угодно, человечность - не гарантия, даже после миллионов жертв.

Для украинцев и Сребреница, и осада Сараево, и вся Боснийская война долгое время оставались на периферии сознания. И когда мы сегодня спрашиваем себя, почему в Европе уже забывают о Буче, а обстрелы украинских городов не попадают в первые строки новостей, стоит вспомнить о том, как мы сами воспринимали боснийскую трагедию. К моменту массового убийства в Сребренице события на Балканах начали утомлять европейцев и постепенно исчезали из информационного пространства. Именно поэтому эта резня шокировала мир - и надолго оставила след в памяти.

Не могу сказать, что войны в бывшей Югославии были в центре моей журналистской работы, но все же я следил за ними повнимательнее, чем большинство моих соотечественников. И не только потому, что интересовался Балканами еще с детства и не имел языкового барьера, но и потому, что всегда понимал: то, что там происходит сегодня, может произойти с нами завтра. В этом я никогда не сомневался. Поэтому Боснийская война и геноцид в Сребренице стали для меня страшным уроком. И уроком, к тому же, не усвоенным европейскими обществами и нами самими.

Во-первых, меня поразили выводы, к которым пришел цивилизованный мир. Вместо того чтобы доказать, что к этническим чисткам нельзя быть толерантными, Запад решил как можно быстрее остановить войну. И сделал это путём фактической легитимизации насилия. Вместо многонациональной многорелигиозной Боснии появилась нежизнеспособная конструкция: боснийские сербы остались на территориях, откуда выгнали мусульман и хорватов, получив там почти государственный статус.

В то же время, им не разрешили присоединиться к Сербии - чтобы сохранить неприкосновенность международно признанных границ. И так общество, согласившееся на этническую очистку, осталось не только не наказанным, но и фактически вознагражденным. А Босния, как государство, до сих пор остается глубоко проблемной. Это очень напоминает современные подходы к возможному "замирению" Украины через фактическое признание российского контроля над оккупированными территориями.

Во-вторых, чтобы прекратить войну, Запад решил сотрудничать с одним из ее главных виновников - Слободаном Милошевичем. Диктатор, чье политическое поведение впоследствии станет образцом для Путина, стал "архитектором мира" и посредником, несмотря на то, что лидеры боснийских сербов были его марионетками. Это признавал даже сенатор Джозеф Байден, вспоминавший, как Милошевич лично "вызвал на ковер" Радована Караджича - лишь для того, чтобы показать американским переговорщикам, кто является настоящим архитектором процесса. Милошевич воспользовался этим триумфом и сделал свои выводы, когда начал готовить новый геноцид - уже в Косово.

В-третьих, именно во время Боснийской войны я увидел, насколько эффективна авторитарная пропаганда. Сербская, а за ним и российская. Большинство даже среди внимательно следивших за событиями считали, что это обычный этнический конфликт. Но это была война между демократией и диктатурой. Этнический вопрос являлся лишь инструментом в руках белградского режима. Как и сегодня у Путина. Я и сам был удивлен, когда в Москве встретил делегацию боснийского руководства из блокированного Сараева, в которой находились не только мусульмане, но и сербы и хорваты. Это противоречило распространенному в медиа образу "исключительно этнической" войны.

В-четвертых, хотя тогда это было неочевидно, именно Боснийская война ознаменовала возвращение Лубянки на международную арену. Формально российские власти еще не участвовали в войне, но контакты между ФСБ и лидерами боснийских сербов, таких как Караджич и Ратко Младич, были тесными. Именно благодаря поддержке из Москвы эти двое десятилетиями избегали правосудия. Тем временем российские дипломаты притворялись нейтральными посредниками. Виталий Чуркин, впоследствии ставший рупором Путина в ООН, тогда еще работал как "либеральный дипломат" и гневно критиковал лидеров боснийских сербов. Но, возможно, просто играл отведенную ему роль - иначе как бы он со временем сделал такую блестящую карьеру?

Ну и с годами стало ясно, что такие глубокие раны не заживают. Боснийцы не научились жить с ними. И мы, вполне возможно, тоже не научимся. Но научиться переживать трагедию, когда она уже произошла, нужно. Именно Боснийская война стала прологом войны в Украине. А Сребреница - прологом к Буче.

Мы часто сравниваем свой опыт с Хорватией - и в 2022 году имели призрачный шанс именно на хорватский сценарий. Но пока все идет по боснийскому. И главная наша задача - не позволить Западу вместе с Россией реализовать именно этот сценарий. Иначе мы станем маргинальным нежизнеспособным государством - где-то между Западом и Россией. Государством, которое будет неинтересно даже его собственным жителям.

Оригинал