— Последний год работаем почти без выходных. Хирурги, травматологи, нейрохирурги иногда ездят домой, чтобы помыться и переодеться. Остальное время — на работе, потому что было много раненых, — говорит 52-летний Сергей Рыженко, главный врач Днепропетровской областной клинической больницы им. Мечникова.
За год заведение приняло более 1,5 тыс. бойцов. Больше всего, по 150 человек в день, привозили во время Иловайского котла.
В кабинете с Сергеем Анатольевичем встречаемся дважды. Каждый разговор длится 15 минут. Больше времени уделить не может.
— В больнице я ежедневно с семи утра. Дежурный врач дает сводку за ночь: сколько новых бойцов, с какими травмами. Потом, как правило, с медиками проводим несколько консилиумов. Дальше обходы. Во второй половине дня занимаюсь бумажной работой.
Как за время войны изменились отношения в коллективе?
— Когда люди трутся рука о руку, они становятся ближе. Нет официоза. Если не соглашаются с моим решением, прямо говорят: шеф, лучше сделать иначе.
Кто принимает окончательное решение в сложных ситуациях?
— Невозможно управлять всеми и знать все. Нужно полагаться на мнение профессионала, в руках которого пациент. Если я буду указывать нейрохирургу, как оперировать или доставать осколок — это будет неправильно. Но знаю, как сделать, чтобы он вовремя прооперировал, по стандарту и чтобы человек остался живым.
Однако в спорных вопросах мое мнение окончательное. Могу настоять, чтобы операцию делали не через 2 часа, а через 10 минут. Определяю, кто будет оперировать. При всей демократичности — к тяжелораненым допускаем только опытных врачей.
Замечаете профессиональный рост коллег?
— Когда начали поступать первые раненые, поняли, что не готовы к войне. Военные травмы отличаются от тех, с которыми работали до тех пор. Впервые столкнулись с высоким уровнем заражения организма. Начали пересматривать методики, проходили спецкурсы. В первые месяцы приглашали для консультаций коллег из Израиля и Германии.
Когда закончится война, наши врачи будут на вес золота. Уже сейчас их приглашают в страны Европы читать лекции по военной медицине.
Нагрузка на больницу выросла в разы. Добирали персонал?
— Работаем в том составе, что и раньше. Уволилась медсестра. Не выдержала, когда увидела, как у раненого отпала нога. Сначала каждую травму воспринимали как конец света.
Как перестроили работу заведения?
— Захожу в реанимацию. Вижу несколько людей, которые не занимаются своим делом. Этого достаточно, чтобы провести серьезный разговор и направить их в нужное русло. Я против лишних и против зевак. Каждый должен четко выполнять свой участок работы, чтобы больного как можно быстрее привести в нужное состояние. Сначала это была беда — три тети ждут, когда их пригласят, медсестра не знает, в каком шкафу лекарства. Теперь один врач осматривает, нет ли ранений, другой проверяет позвоночник и работу мозга и тому подобное. Все показатели вносят в компьютер.
Что тяжелее всего было изменить?
— Сломать психологию. Сначала все говорили: а мы так привыкли. Нужно понимать разницу между обычной помощью и экстремальной — когда сразу ждут несколько раненых. Должна сохраняться этапность.
Сейчас в любое время мой заместитель может спросить каждого о порядке диагностики. Не знаешь — свободен.
Как мотивируете персонал?
— Лучшие хирурги и реаниматологи стали народными героями. Это для них и есть мотивация, ниже опуститься не имеют права. Сейчас, правда, им не хватает времени, чтобы оперировать обычных больных.
Таких пациентов отправляете в другие больницы?
— Сократили количество плановых операций. Почти не делаем пересадок, потому что реанимации забиты ранеными. Завезут бойца в блок трансплантации, он занесет столько инфекции, что никакая почка не выдержит. Мало ставим искусственных суставов, потому что не успеваем с пластинами и механизмами для связывания костей раненым.
Сейчас много говорят о психологических военных травмах. Как считаете, насколько остра эта проблема?
— Недавно привезли мобилизованного, на глазах которого миной разорвало товарища. От нервов его скрутило в позу эмбриона. Несколько дней не мог сказать ни слова.
После психологических срывов многие бойцы не могут вернуться к нормальной жизни. Ломка психики — намного хуже любого ранения. Лекарствами это можно приглушить, а не вылечить.
Предлагали взятку за помощь?
— Один раз родители бойца привезли ведро картошки и литровую бутылку самогона. Отдал все ребятам из "Правого сектора". Вообще меня немногие из пациентов узнают. Большинство бойцов попадают к нам в тяжелом состоянии с поля боя.
Главврач играет в большой теннис
Сергей Рыженко родился в городе Корсунь-Шевченковский на Черкасчине. Закончил Днепропетровский медицинский институт, врач-терапевт. Доктор медицинских наук, профессор. Заслуженный врач Украины.
В 2010-м был первым заместителем министра здравоохранения. Потом возглавлял Государственную санитарно-эпидемиологическую службу.
Играет в большой теннис. Если человек не может найти время на спорт — он неорганизован, считает.
С женой Анной воспитывают двух дочерей.
— Жена — экономист. В юности, когда встречались, думала поступать в медицинский, но отговорил. В семье должен быть один врач.
3 
1
Комментарии
1