Недавно звонил по телефону один дед, земляк. Ему вставили глаз. Точнее, хрусталик. На радостях дед рассказывает: где это делали, сколько заплатил, как звали врача и медсестер, и что теперь нужно беречься. Потому что вон одна женщина не береглась, носила сало, как кололи свинью, и хрусталик начал плохо видеть.
Вдруг спрашивает, слышал ли я, что умер Вадим такой-то и знал ли я покойника. Да, знал, он немного старше меня. А дед его вспомнил, потому что Вадим — сын нашего школьного учителя истории, а у того учителя был вставной стеклянный глаз. Странно, оба его глаза, стеклянный и настоящий, были одинаково насмешливы. Мы его очень боялись. Особенно девочки. Вот одна выходит к доске и начинает:
— Александр Македонский и его во йскО.
— Что?! — глаза историка становятся совсем круглые.
— Войско, — говорит она, опять с ударением на первое "о".
Он смотрит на нее долго и молча. Она густо краснеет. В обоих его глазах читается: ты вон какая здоровая девушка, тебе замуж пора, а ты?!
Мы его очень боялись, особенно девочки
Он сам, нормальный сельский дядя, я теперь понимаю, считал свой предмет смешным, а то и непристойным. И с прижимом произносил все "не наши" слова. Поэтому и "патриции", и "плебеи" в его устах звучали одинаково презрительно. Его отношение к истории в сущности мало чем отличалось от нашего. Мы это не умели себе объяснить и не понимали, что любим его, нам казалось, что не любим. Все знали: стеклянный глаз у него левый. Говорят, среди наших ребят были такие герои, которые показывали ему дулю с левой стороны. Показывали как-то так, что эту дулю никто не видел. Хоть все в нее верили.
Его давно нет. А вот теперь не стало и его сына, который удивительным образом был похож на римского патриция.
2 
1
Комментарии
5