В начальной школе я мечтала быть летчиком-испытателем. Но иногда еще хотела быть: аккордеонисткой, гимнасткой, филателисткой, велогонщицей и следователем. "Вот загоришь ся, — говорил отец, — и сразу гаснешь!" Это было преувеличение. Гасла я не сразу. Поэтому папа потакал каждой очередной прихоти. Да и понимал, что запрещать что-либо нет смысла.
Я охладевала к очередному увлечению, когда убеждалась, что оно мне поддается. Не давала покоя лишь самая первая и самая заветная мечта. Но я знала, что летчиком мне не быть. Когда кто-нибудь спрашивал, в чем же причина, молчала о плохом зрении. Врала, мол, летчики рано идут на пенсию.
В конце концов я стала юнкором областных газет. Параллельно посещала кружки авиации и парашютного спорта во Дворце пионеров. По крайней мере прыгать с парашютом можно до старости и независимо от профессии. Чтобы прыгнуть, умудрилась даже выдурить справку о стопроцентном зрении. Но так и не прыгнула. Довольствуюсь экстремальными аттракционами и мытьем балконных окон с внешней стороны на 11-м этаже.
Прыгать с парашютом можно до старости
Мне постоянно что-нибудь мешало. А когда наконец добиралась до аэродрома, прыжки отменяли. Моя мечта стала дольше самого затяжного прыжка.
В книжном шкафу отца стоят: справочники охотника и рыбака, плиточника, садовника-огородника, пчеловода-любителя, курсы шахматных дебютов и самоучители игры на разнообразных инструментах. Подозреваю, у папы тоже есть мечта, о которой уже никому не рассказывает. Потому что нереализованная мечта — как будто катастрофа.
Вот и я живу и жду момента, когда буду лететь пассажиром в небольшом самолете. Как вдруг — караул! Двигатели отказывают, всем раздают парашюты, и я наконец прыгаю.
2 
1
Комментарии
3