Что такое голодовка, о которой говорил мой дед, узнала уже при независимости – Ирма Витовская

 

Украинцы легко делают Майданы, кровью сильно заливают, но потом трудно работать не хотят. Застелили в садике кровати, но чистить зубы еще не хотим, потому что нужно сделать усилие. Инфантильно ждем быстрого результата, – рассказала в интервью Gazeta.ua Ирма Витовская. Разговариваем на Аскольдовой могиле в Киеве, одном из важнейших, по мнению актрисы, сакральных мест Украины.

Вспомните август 1991 года. Что вы тогда чувствовали?

– В 1991-ом я была в 10 классе. Это несколько легкомысленный возраст, я эмоционально реагировала на определенные процессы, например, увлекалась студентами на граните. Однако затем подростковые дела забирают, и ты живешь дальше. К тому же тогда хлынула безнадежность и депресуха, ведь разваливалась экономика. Сместились вокруг нравственные ориентиры. Нормой было, если кто-то занимается рэкетом. Все оправдывали или снисходительно воспринимали агрессию вокруг. Зато рядом Польша проходила тяжелые реформы.

Как ваша семья воспринимала изменения вокруг?

– Я росла не в слишком интеллектуальной атмосфере. Во-первых, училась в русскоязычной школе с разным отношением преподавателей на процессы перестройки. Не все хотели перемен, но в целом был подъем. Тогда популярными уже были советские телепрограммы "Взгляд" и ее ведущий Листьев. В конце 1980-х вышли картины, которые формировали молодое поколение всего постсоветского пространства, "Авария – дочь мента" и "Дорогая Елена Сергеевна". Меня поразила сцена Аварии с дедом, который прошел войну, имел кучу медалей, а она выдвигает ему обвинения по поводу двойных стандартов его поколения. Ибо все жили во лжи, а теперь молодежь должна с этим сталкиваться и преодолевать. Для нас это был действительно ответ. Мы наблюдали за своими родителями, которые были в 1970-х – начале 80-х представителями так называемого стабильного совка. Они ходили на парады, а потом бросали эти портреты где-нибудь и шли на шашлыки.

 

Бабушки и дедушки молчали о прошлом, даже тогда, когда уже можно было говорить. Потому что прошли тяжелый террор, а вдруг все вернется. Разговорились уже, когда независимость так немного побыла. Что такое голодовка, о которой говорил мой дед, который умер в 1982 году, я узнала уже при независимости. А была в первом классе, когда услышала это слово. Так он называл Голодомор. И не хотел об этом говорить. Мы только знали, что у него умерло четверо младших братьев и сестер. Оказалось бабушкина латышско-русская семья была репрессирована. Ее отец построил церковь в своем российском селе, школу, люди имели работу. Очень хорошо жили, пока не пришли коммунисты. Хозяев избили, пьянчужкы ​​пришли. Они бежали в Латвию, а в 1940-м туда снова пришли советские. Она помогала партизанам. Уже позже я поняла, каким же партизанам баба могла помогать, советских там не было, разве "лесным братьям". Но она всегда молчала об этом. Надо было пристроиться, воспитывать детей. Хотя никто из моих ни был искренним поборником Союза. Некоторое время мама была комсоргом. В какой-то период и я прониклась, когда была пионером. Тем более русскоязычная школа была заточена на советские идеалы. Пропаганда тогда очень хорошо работала.

Уже позже видели, что что-то не так, дети военных, большого начальства живут в больших квартирах, носят другие вещи. А в перестройку пошли уже разговоры о ГУЛАГе, какой ценой была победа во Вторай Мировой, сколько надо было положить людей, шапками и мясом закидали. Ложь на лжи. В подростковый период в конце 1980-х я заинтересовалась историей, читала книги, о существовании которых раньше не знала. Например, "Мазепа. Мотря" о Батурине Лепкого. Не понимала, куда девался целый кусок истории Великого Литовского Княжества из учебников советского времени. Мы якобы на НЛО сюда спустились.

Тогда провозглашение независимости для вас стало логичным и ожидаемым?

– Процесс моей гражданского сознания начался в 1994 году, когда я не пошла голосовать. Мне было лень приехать домой в Ивано-Франковск проголосовать, так хорошо было напиться где-то во Львове в забегаловке. Тогда в парламент вернулись коммунисты. Это был реванш, снова люди начали тянуться в прошлое. Думали, что 1970-е можно отреставрировать, не понимая, что экономика летела в такую ​​задницу, что нас ждал, если не корейский голод, то китайский. Независимость приняли на эмоциональном подъеме. Но не захотели делать реформы как поляки, подтянув пояса, дойти до конца. А испугались, сколько ждало их работы, и развернулись на полпути. Тогда поняла, отныне на все выборы буду ходить. Ибо теряется возможность. Так и случилось, уменьшились предложения работы, гуманитарный сектор сливается. Россия завоевывает свои позиции. Даже во времена демократии Бориса Ельцина она никогда не забывала об Украине. Отпустить нас – страшная стратегическая потеря. И эту вину за то, что имеем сегодня, делю так же с собой, потому молодой забила болт и не пошла на выборы. Пусть каждый из нас подумает, не только товарищи, которые нами управляют. Мы все делаем выбор. Не хотим трудно проходить терапию, как наркоман, легче на легких наркотиках, но вообще завязать не хотим.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Сопротивление России больше всего объединяет украинцев: опрос Gazeta.ua

Как украинцы изменились за 30 лет?

– В большей массе остались прежними. За 20 столетие была выбита вся элита. Большинство наблюдало за тем, как активное меньшинство истреблялось. Элита состояла из представителей сельской интеллигенции. Государственники и писатели, то есть ориентиры для народа, были детьми священников и сельских учителей. Городская буржуазия истреблялась оккупационными властями, или чтобы выжить, мимикрировала под польскую или русскую. Пьеса и фильм "За двумя зайцами" об этом. До сих пор много этих Пронь Прокоповн везде, которым украинский язык это не круто, хоть они все губатые, с собачками, на Поршах.

Рассказали мне историю о селе с 106 избирателями. На последних президентских выборах во втором туре 8-ро проголосовало за пятого президента, а остальные – за сегодняшнего шестого. Шесть из тех восьми открыто сказали, что они за пятого. За два никто не знал. Сейчас все эти 98 говорят, что они те двое. Не вопрос к фамилий, за которые голосуете. А берете ли ответственность за свой поступок.

Мой путь тоже мог сложиться иначе. Могла бы после российской школы поступить в Москву. И в 2007 году меня очень приглашали туда сниматься. Таких, как я, обращенных, все больше и больше. Нация состоится, несмотря на все это болото.

 

Какие самые большие достижения украинцев за 30 лет?

– Все-таки мы движемся, держим удар на востоке. У нас наращивается хорошее количество людей, которые готовы двигать страну. Хотелось бы, чтобы на них ставили ставки. Мы не можем обойти, что мы олигархическая страна. Пора нашему крупному капиталу сделать какой-то общественный договор с этим государством. Ведь они выигрывают с точки зрения тщеславия, вхождения в историю. За два года можно сделать страну при их воли и ставке на людей с моральным кодексом. В культуре набираем интеллектуальное и вкусовое качество. Сами производители культуры, преимущественно ранее находившиеся в постсоветский и российской матрицы, сейчас вдруг открывают украинское. Поэтому положительно смотрю на будущее, если не будет кардинальных шагов со стороны агрессора. То есть если не произойдет зачистка всего информационного поля. Ведь тогда снова на 100 лет откинемся назад. Наибольшая опасность – армада на востоке. Но есть надежда, что некоторые народы в России тоже начнут процесс поиска своей свободы. В 1939 году в этот момент в августе, кто-то тоже сидел так и общался о том, как делать страну. А уже 1 сентября все это полетело не туда. Нас зачистить – это несколько дней.

×