Друзья пригласили меня в Гомель на 20-летие культовой белорусской группы "Незалежная рэспубліка Мроя". "Мроя" — по-нашему мечта.
Раздолбанный автобус "Николаев—Минск" отправился с Центрального автовокзала украинской столицы в 6.10. В салоне гулял ветер: мудрые люди садятся на этот автобус минут через 40, возле метро Лесная.
В Чернигове мы в последний раз на родине посетили туалет и обменяли на руках родных "грушевских" на несколько купюр с "выглядам гомельскага палаца" (1 гривня — 400 рублей).
На таможне в Новых Яриловичах пограничный песик, неравнодушный к наркотическим веществам, почему-то унюхал во мне врага. Ничего противозаконного в моем рюкзаке не нашли, но из автобуса высадили.
В отделе с колбасными изделиями невозможно было протолкнуться
— Молодой человек! Или мы арестуем вас на месте и отправим в Киев, где вы сядете на 15 суток, или вы своим ходом едете назад домой, — заявила молодая пограничница, которая вполне "тянула" на гестаповку.
Вместо загранпаспорта я взял обычный, в который к тому же не вклеил фотографию себя 25-летнего. Автобус "Николаев—Минск" уехал, а я пошел в противоположном от Гомеля направлении, напрасно пытаясь остановить машину.
В трех километрах от пограничного блок-поста встретил крестьянина. Колоритный дед в танковых очках и шлеме мчался навстречу на старом мотоцикле. Мы разговорились. Потомок партизан взялся бесплатно провести меня через границу контрабандистскими тропинками. Он объяснил, что пограничники знают все местные потайные ходы не хуже нелегалов, но зачем им такая мелкая рыба, как я?
Только слепой заблудился бы после всех установок дзеда Хвядота. Я шел полтора часа лесом. За это время звук двигателя услышал только раз: на прицепе трактора ехали белорусские пограничники. Дорога настолько разбитая, что патрулировать в этих местах можно лишь на сельскохозяйственной технике. Дальше был пересохший канал, подъем на гору, мелкое болото. "И вось яна, Беларусь!" — мысленно я уже перешел на язык соседней страны.
До Гомеля оставалось еще 34 км. Преодолел их на поливалке — первой же встреченной попутке. На мой "добрый день" водитель только махнул рукой:
— Та садись!
Всю дорогу он курил и молчал.
Молодые гомельцы не умели отвечать на родном языке
В Гомеле я сразу стал искать отделение связи — чтобы позвонить знакомым музыкантам и сообщить о своем приезде. Но на почте-телеграфе телефонной будки не было. Стояли три длинные очереди: первая — в интернет-зал, во второй стояли те, кто хотел отправить телеграмму, за чем была третья — сам не знаю, но она точно тоже не была моей. Газет не покупал никто.
Захотел есть. Но возле трассы я не нашел ни одного бара или кафе. В колбасном отделе гастронома невозможно было протолкнуться. За две с половиной тысячи рублей пообедал булкой с кефиром. Кефир был вкусный, но бумажная упаковка чуть не рассыпалась в руках.
Дорогу к месту встречи знал только от "чыгуначнага вакзала". Проезд в маршрутке стоит 700 рублей.
Все разговаривали по-русски. Какой-то дородный дядя рассчитался с водителем горстью российской мелочи.
— Что я с этим буду делать? — возмутился владелец "Газели".
— Не знаешь, что делать с деньгами?
— Нормальные давай!
Но потом все-таки согласился подвезти гостя из братской России — даром.
На доме культуры висело огромное объявление о расписании лекций в "Клубе садоводов и огородников". О концерте группы извещал маленький плакат. Слово "незалежная" на нем заменили на "народная" — в Беларуси лишний раз упоминать о независимости не принято. В Минске концерт группы вообще запретили — из-за плохо организованной пожарной безопасности. Но люди говорят: "бацьке" Лукашенко рок-музыка не по душе.
— Гэта очэнь харашо, што людзі так пастаралісь и прэдатврацілі гэту страшную пажарную сітуацыю! Патаму што усе магло случыцца. Ну вот сматрыце: в туалеце ёсць жа вада. Но як гэта неэстетычна — заліваць пажар вадой из туалета! — комментировал ситуацию лидер группы Лявон Вольски, 40 лет.
И музыканты, и я — скромный нарушитель границ — оказались в полулегальном статусе. До начала концерта я долго кружил вокруг местного рынка "Старый аэродром". Все очень банально — опять хотелось есть. Кафе не нашел, но случайно увидел буфет при магазине стройматериалов: широкий ассортимент обоев и три пузатых графина с березовым, яблочным, томатным соками и солонкой на стойке.
Подпольный концерт состоялся на втором этаже холодного дома культуры.
Кефир был в бумажной упаковке
Три сотни поклонников "Незалежнай рэспублікі Мроя" согревали зал своим дыханием. Лявон со сцены объявил о госте из Украины. Молодые гомельцы, подходившие здороваться, на мои: "Прывiтаньне! Как жыццё?", набирали в рот воды, поскольку не умели ответить на родном языке. Трогало лишь непреодолимое "дзекання" и "цекання" в их русском.
В полночь отправился на вокзал — тот же, "чыгуначны". 15 минут как начались новые сутки. Шел по европейски чистому тротуару, к которому не подходили длинные кварталы типичных советских пятиэтажек. Мимо меня проехал троллейбус с надписью "Вакзал". Я посмотрел на расписание движения: ну да, 0.22 — это был он. Четко через три минуты, как по заказу, вырулил еще один. На остановке четыре молодые женщины продавали сигареты, пряча их в дамских сумочках.
В буфете вокзала холодный шашлык из свинины запил чаем — из кружки в красный горошек, с отбитой ручкой. На сувениры приобрел четыре банки местного пива: "Александрыя" (названо, говорят, в честь Александра Григорьевича Лукашенко), "Крыніца", "Речицкое" и "Днепровское". Одно — от 4 гривен на наши деньги.
Сел в свой "цягнік" (поезд). Перед паспортным контролем по вагону с фонариками ходили люди в синей форме таможенников. Заглянули в мой рюкзак.
— Колбасу везем? — единственное, чем поинтересовались.
В купе познакомился с белорусскими студентами. Они меня и угостили местной колбасой и "мивиной". В Киеве я показал им, где менять доллары на гривни, и угостил украинским пивом.
1 
1
Комментарии